– Спасибо вам! Пойду я!

– А вы часом не из милиции?

– С чего вы взяли?

– Так похож больно: и костюмчик такой серенький, и взгляд – пронзительный, цепкий, да и выискиваете что-то… Вот я и решила, а что, не права?

– Да нет, как раз в точку…

– Товарищ милиционер, у меня третьего дня козу украли, помогите, а?

– Чем же я вам помогу, это надо к участковому обратиться с заявлением.

– Так я была у него, только он не телится, на кой ему мою козу искать, ему, видите ли, убийство раскрывать нужно. А кто ж мою козу искать будет?

– Так и мне, голубушка, тоже надо убийство раскрывать…

– Ой, мамочки, не уж то Фурман этот убивец?

– Нет, что вы, не пугайтесь так! Спасибо, я пойду.

– А может, все-таки козу мою поищете? Уж больно много молока давала… Жалко Анфиску мою…

– Я зайду к участковому, потолкую с ним.

– Вот спасибо! Уважил бедную женщину!

Латышев по дороге в контору заглянул на соседнюю улицу в третью школу, в которой еще совсем недавно учились дети Фурмана, и узнал у директора, что, действительно, семья неожиданно куда-то уехала, не удосужившись забрать документы, ограничившись лишь простым уведомительным телефонным звонком.

– Такой скоропалительный отъезд Фурмана с семьей, похожий на бегство, говорит, что ему есть что скрывать. Не мог он послать посылку с Минского почтамта? – рассуждал Морозов после рапорта Латышева о проделанной работе.

– Мог, конечно, только под описание свидетелей, которые стояли в очереди перед отправкой злополучной посылки, не подходит. Там были молодые парень с девушкой, а Фурману уже сороковник стукнул.

– Он мог попросить кого-нибудь, – не отступал Морозов.

– Так ведь Мазовецкий говорит, что с ним как раз Фурман расплатился. Мотив какой у него был в таком случае?

– Саша, и ты веришь этому шулеру? Кстати, я бы его арестовал, а то сбежит, еще чего…

– Владимир Георгиевич, вы бы видели, как он напуган, сидит в доме тихо, как мышь. Давайте не будем спешить с арестом, он пока в полном бездействии, а на преступника может вывезти. Так что успеем еще!

– Ладно, давай чеши к Федорову, а я возьму на себя Василевича.

Скорей бы отпускная кампания закончилась – работать не с кем…

26

Свежим солнечным утром Вениамина Мазовецкого разбудил местный почтальон, принесший срочную телеграмму от жены родного брата Иннокентия: «никита беде тчк сможешь приезжай тчк тамара». Новость эта, хоть и мало было в ней приятного, вовсе не огорошила известного катранщика, ибо он давно предрекал нечто подобное своему племянничку, вздумавшему идти по рискованной тропе шулера. Вениамин поблагодарил за чашку крепкого кофе старика Михаила Спиридоновича, своего помощника по дому, быстро собрал походный кожаный саквояж и облачился в любимую белоснежную шелковую рубаху.

– Михаил Спиридонович, я уеду на несколько дней по делам, вы приберите тут, я немного пошалил вчера, и про Рея моего не забудьте, кормите вовремя, про воду не забывайте, больно жарко нынче, да и на поводок не сажайте. Пусть бегает по травке сколько вздумается!

– Не волнуйтесь, Вениамин Александрович! Будет сделано! Вы уж поаккуратней в поездке-то! Берегите себя!

– Да буду, буду, не волнуйся, Михаил Спиридонович! Вот что: вызови-ка мне такси…

– На какое время? – старик бросил взгляд на остатки вчерашнего бурного застолья.

– А прямо сейчас и вызови. Я готов уже, только с Реем попрощаюсь…

Вениамин вышел в тенистый двор с развесистой виноградной лозой у высокого забора, отвязал у будки любимого ризеншнауцера по кличке Рей и отправился к морю. Несколько крутых лестничных пролетов вниз пес мчался во всю прыть, увлекая за собой хозяина, но после команды «Рядом!» пару минут послушно прошествовал чинно и благородно, чтобы, почуяв морской бриз, тут же рвануть вниз с еще большей прытью. Отпустив пса с поводка, Вениамин несколько минут наслаждался, видя, как черный кудрявый любимец резвился в море, то и дело выскакивая и отряхиваясь, возвращался в морскую волну, выскакивал и вновь отряхивался, подбегая к хозяину все ближе и ближе.

– Ну все, молодец! Молодчина, Рейка! Пора! Пошли домой!

У желтого трехэтажного каменного особняка с высоким забором уже поджидало такси, и Вениамин, прихватив приготовленный саквояж с плащом, попрощался со стариком и собакой.

– В Симферополь? – приветствовал пассажира таксист.

– Пожалуй.

За окном замелькали высокие кипарисы, «Волга» рванула вверх по витиеватому серпантину крымских дорог, оставляя в низине старый уютный Гурзуф и синее-синее Черное море.

В последнее время Вениамин отошел от дел, прикупив себе на выигранные деньги приличный особняк с высоким забором у самого моря, чтобы наслаждаться размеренной жизнью одинокого холостяка в обществе любимого пса Рея и немногословного трудолюбивого помощника по дому Михаила Спиридоновича.

Три кропотливых года он посвятил своему единственному племянничку, жаждущему обучиться карточному мастерству. И Никита благодаря Вениамину освоил, пожалуй, все премудрости этой тонкой профессии, преуспев не только во множестве шулерских приемов, но и в психологии игроков, в хладнокровном обуздании азарта и организации настоящих незасвеченных катранов на просторах необъятного Советского Союза. И все же пути их разошлись. Дядя Веня еще в самом начале пути предсказывал Никите не самые лучшие университеты и слишком дорогую цену, которую придется заплатить за приобретенный опыт изощренного мошенничества.

В тот вечер они играли в Одессе в одном шикарном катране, до которого пока еще не добралась советская милиция. За фасадом дорогого ресторана тянулся длинный коридор, ведущий в так называемый банкетный зал с глухими бордовыми занавесами и старинными канделябрами на стенах. За большим круглым столом, покрытым бордовой бархатной скатертью, собрались известные люди в карточном мире, и только авторитетное поручительство Вениамина позволило некоторое время Никите вести себя в этой благородной компании непочтительно и крайне дерзко.

Безусый юнец предложил Леве из Питера сыграть в одни руки, и когда тот помог проиграть потерявшему бдительность сопернику, повесил на него и этот долг. Лева возмутился, не желая признавать подыгранные деньги, и Никита, пребывая в добром подпитии, устроил скандал и сбежал, а между тем приличным обществом карточный долг Левы признан не был. Удовлетворенный решением игроков Лева не стал более рисковать и отправился восвояси. Казалось бы, конфликт исчерпан.

И все же темное пятно легло на авторитетные плечи Вениамина, поскольку само существование договора на игру в одни руки было не только не в его правилах – таких же принципов придерживался и самый авторитетный игрок вечера Маэстро из Баку.

Уладив неприятный осадок заплаченным штрафом и последующей филигранной игрой в покер, рассерженный дядя Веня вернулся в съемную квартиру под утро,